Ом.
Кто-то когда-то сказал мне:
- Поосторожнее с молитвами - о чём попросишь, то и получишь.
читать дальшеЯ подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-D7 в кутерьму масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме "Фон Рихгофен и Браун". Когда мы разрабатывали сцену мелом на доске в комнате для совещаний, вс выглядело прилично и вполне безопасно. Но теперь - в воздухе - стало страшно: четырнадцать истребителей-копий, сбившихся в кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится, кто-то теряет ориентацию и слепо нёсся сквозь эту свистопляску, цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо проносящегося где-то под тобой, исчертившие небо дымные трассы и плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой гари фейерверков.
В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной только мысли о молитвах. Потому что первой моей журнальной статьёй, написанной двенадцать лет назад, была статья, в которой я молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолётах с закрытыми кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым кокпитом - просто так , развлечения ради - "...И полетать на Фоккере-D7 с полутора сотнями вполне современных лошадок в носу". Так там было написано. И теперь - вот он я - лётный шлем, очки и шарф - пилот жёлто-сине-белозелёного аэроплана, на фюзеляже которого красуется надпись "Fok.D7", выполненная самым настоящим оригинальным шрифтом - в точности, как писали тогда, во времена Первой мировой. Я возвратился со съёмок домой , имея за плечами сорок часов на Фоккерах, Пфальцах и SE-5. Всё, чего я просил в своих молитвах, исполнилось, причём настолько полнно, что впечатлений от подобного рода полётов мне теперь хватит недолго.
Спустя несколько лет после того, как я помолился о Фоккере, мне как-то довелось полетать на Кабе J-3 Криса Кэгла, в Мэрседском аэроклубе. Крис только на своей Малютке налетал часов, я полагаю, не меньше тысячи. Он показал мне, как летают со скоростью меньше мили в час, и много других фокусов - как эту штуковину крутить вокруг оси, как на ней делать петли... Я смотрел через открытую дверцу прямо вниз - похожие на пышненькие пончики шины, земля под ними - и думал о том, какой это замечательный аэроплан, и о том, что когда-нибудь я тоже заведу себе Каб! Сегодня у меня есть такой саиолёт - всё, как положено - похожие на пышненькие пончики шины, и дверцу в полёте можно открыть. Я выглядываю вниз и вспоминаю: честное слово, всё так и вышло, я получил то, о чём молился.
Раз за разом я наблюдаю за тем, как это случается - в моей собственной жизни и в жизни других людей. Я уже почти устал искать человека, который не получил бы того, что просил в молитвах, но так до сих пор и не нашел. Я твёрдо верю: всё, что облечено нами в форму мысли, раньше или позже даётся нам в ощущениях, делаясь реальностью.
Как-то в Нью-Йорке я познакомился с девушкой, она снимала жилплощадь в многоквартирном доме в Бруклине - среди старого растрескавшегося бетона, среди безысходности и страха, среди захлестнувшего улицы наглого и дикого насилия. Я поинтересовался, почему она не уедет, не переберётся куда-нибудь в Огайо или в Вайоминг - на природу, подальше от больших городов, туда, где можно вздохнуть свободно и где она впервые в жизни смогла бы дотронуться до дикой травы.
- Не могу, - ответила она, - потому что не знаю - каково там, в глуши.
А потом она сформулировала одну очень честную и очень мудрую вещь:
- Неизвестное, с которым я могу столкнуться где-то там, страшит меня, по всей видимости, больше, чем то, что окружает сейчас и здесь...
Уличные погромы и грабежи, мерзость нищеты, потная сардиноподобность в толпах забитой ллюдьми подземки - всё же лучше, чем неизвестность. Такова была её молитва. Исполняется всё. И потому в каждый момент жизни у неё есть только то, что уже было раньше. Ничего нового, ничего неожиданного, ничего неизведанного.
Я вдруг понял совершенно очевидную вещь: мир таков, каков он есть, лишь потому, что именно таким мы желаем его видеть. И только изменением наших желаний изменяется мир. О чём молимся, то и получаем.
Вы только взгляните вокруг! Ежедневно следы прошлых молитв стелются перед нами, и всё, что нам нужно, - слегка наклониться и осторожно ступать по ним, делая шаг за шагом. Шагов, приведших меня к моему Фоккеру, было много. Когда-то- -много лет назад, я помог одному человеку с журналои и так с ним познакомился. В его молитвах были старые аэропланы, и бизнес, и инофильмы. В ходе одной из сделок с киностудией ему посчастливилось приобрести целый воздушный флот, состоявший из истребителей времён Первой Мировой войны. Узнав об этом, я сказал ему, что в любой момент готов стать пилотом одной из его машин, если это потребуется. Мне был предложен шаг, и я его сделал. Через год ему понадобились два американских лётчика, чтобы летать на Фоккерах в Ирландии. Когда он позвонил, я был готов завершить путь, начатый молитвой моей первой статьи - о Фоккере-D77
Время от времени, кгода несколько лет назад я странствовал по Среднему Западу, катая людей за плату, кто-то из пассажиров говорил мне с тоской в голосе:
- Как здорово ты живёшь! Полная свобода - отправляешься куда захочешь, когда захочешь... Честное слово, мне бы тоже так хотелось.
- Так в чём же дело? Присоединяйся! - предлагал я. - Ты можешь продавать билеты, следить за тем, чтобы люди из толпы не оказывались перед крыльями, помогать пассажирам пристёгиваться на переднем сиденье. Может быть, мы сумеем заработать на жизнь, может быть - вылетим в трубу, но в любом случае - добро пожаловать, присоединяйся!
Я говорил это совершенно спокойно. Во-первых, потому, что вполне мог себе позволить пользоваться услугами продавца билетов, а во-вторых - я знал, какой последует ответ.
Сначала - молчание, потом:
- Ой, спасибо, только знаешь, мне тут как раз работа подвернулась. Если бы не работа, я бы...
И это говорило о том, что каждый тоскующий вовсе не тосковал и в молитвах своих просил отнюдь не свободную жизнь бродячего лётчика, а вполне надёжное и основательное рабочее место. Как та девушка, которая молилась о том, чтобы не лишиться жилплощади в Нью-Йорке, а не о траве в Вайоминге или о чём-нибудь другом - неизвестном и непознанном.
В полёте я время от времени возвращаюсь к мысли об этом. Мы всегда получаем то, о чём молимся, нравится нам это или нет. И никакие извинения, никакие оправдания не принимаются. И с каждым новым днём наши молитвы всё упорнее и упорнее превращаются в факты нашего собственного бытия - мы становимся теми, кем больше всего хотим стать.
И мне кажется, что это - вполне справедливо. Во всяком случае, я бы не сказал, что мне не нравится то, как устроен этот мир.
- Поосторожнее с молитвами - о чём попросишь, то и получишь.
читать дальшеЯ подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-D7 в кутерьму масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме "Фон Рихгофен и Браун". Когда мы разрабатывали сцену мелом на доске в комнате для совещаний, вс выглядело прилично и вполне безопасно. Но теперь - в воздухе - стало страшно: четырнадцать истребителей-копий, сбившихся в кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится, кто-то теряет ориентацию и слепо нёсся сквозь эту свистопляску, цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо проносящегося где-то под тобой, исчертившие небо дымные трассы и плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой гари фейерверков.
В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной только мысли о молитвах. Потому что первой моей журнальной статьёй, написанной двенадцать лет назад, была статья, в которой я молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолётах с закрытыми кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым кокпитом - просто так , развлечения ради - "...И полетать на Фоккере-D7 с полутора сотнями вполне современных лошадок в носу". Так там было написано. И теперь - вот он я - лётный шлем, очки и шарф - пилот жёлто-сине-белозелёного аэроплана, на фюзеляже которого красуется надпись "Fok.D7", выполненная самым настоящим оригинальным шрифтом - в точности, как писали тогда, во времена Первой мировой. Я возвратился со съёмок домой , имея за плечами сорок часов на Фоккерах, Пфальцах и SE-5. Всё, чего я просил в своих молитвах, исполнилось, причём настолько полнно, что впечатлений от подобного рода полётов мне теперь хватит недолго.
Спустя несколько лет после того, как я помолился о Фоккере, мне как-то довелось полетать на Кабе J-3 Криса Кэгла, в Мэрседском аэроклубе. Крис только на своей Малютке налетал часов, я полагаю, не меньше тысячи. Он показал мне, как летают со скоростью меньше мили в час, и много других фокусов - как эту штуковину крутить вокруг оси, как на ней делать петли... Я смотрел через открытую дверцу прямо вниз - похожие на пышненькие пончики шины, земля под ними - и думал о том, какой это замечательный аэроплан, и о том, что когда-нибудь я тоже заведу себе Каб! Сегодня у меня есть такой саиолёт - всё, как положено - похожие на пышненькие пончики шины, и дверцу в полёте можно открыть. Я выглядываю вниз и вспоминаю: честное слово, всё так и вышло, я получил то, о чём молился.
Раз за разом я наблюдаю за тем, как это случается - в моей собственной жизни и в жизни других людей. Я уже почти устал искать человека, который не получил бы того, что просил в молитвах, но так до сих пор и не нашел. Я твёрдо верю: всё, что облечено нами в форму мысли, раньше или позже даётся нам в ощущениях, делаясь реальностью.
Как-то в Нью-Йорке я познакомился с девушкой, она снимала жилплощадь в многоквартирном доме в Бруклине - среди старого растрескавшегося бетона, среди безысходности и страха, среди захлестнувшего улицы наглого и дикого насилия. Я поинтересовался, почему она не уедет, не переберётся куда-нибудь в Огайо или в Вайоминг - на природу, подальше от больших городов, туда, где можно вздохнуть свободно и где она впервые в жизни смогла бы дотронуться до дикой травы.
- Не могу, - ответила она, - потому что не знаю - каково там, в глуши.
А потом она сформулировала одну очень честную и очень мудрую вещь:
- Неизвестное, с которым я могу столкнуться где-то там, страшит меня, по всей видимости, больше, чем то, что окружает сейчас и здесь...
Уличные погромы и грабежи, мерзость нищеты, потная сардиноподобность в толпах забитой ллюдьми подземки - всё же лучше, чем неизвестность. Такова была её молитва. Исполняется всё. И потому в каждый момент жизни у неё есть только то, что уже было раньше. Ничего нового, ничего неожиданного, ничего неизведанного.
Я вдруг понял совершенно очевидную вещь: мир таков, каков он есть, лишь потому, что именно таким мы желаем его видеть. И только изменением наших желаний изменяется мир. О чём молимся, то и получаем.
Вы только взгляните вокруг! Ежедневно следы прошлых молитв стелются перед нами, и всё, что нам нужно, - слегка наклониться и осторожно ступать по ним, делая шаг за шагом. Шагов, приведших меня к моему Фоккеру, было много. Когда-то- -много лет назад, я помог одному человеку с журналои и так с ним познакомился. В его молитвах были старые аэропланы, и бизнес, и инофильмы. В ходе одной из сделок с киностудией ему посчастливилось приобрести целый воздушный флот, состоявший из истребителей времён Первой Мировой войны. Узнав об этом, я сказал ему, что в любой момент готов стать пилотом одной из его машин, если это потребуется. Мне был предложен шаг, и я его сделал. Через год ему понадобились два американских лётчика, чтобы летать на Фоккерах в Ирландии. Когда он позвонил, я был готов завершить путь, начатый молитвой моей первой статьи - о Фоккере-D77
Время от времени, кгода несколько лет назад я странствовал по Среднему Западу, катая людей за плату, кто-то из пассажиров говорил мне с тоской в голосе:
- Как здорово ты живёшь! Полная свобода - отправляешься куда захочешь, когда захочешь... Честное слово, мне бы тоже так хотелось.
- Так в чём же дело? Присоединяйся! - предлагал я. - Ты можешь продавать билеты, следить за тем, чтобы люди из толпы не оказывались перед крыльями, помогать пассажирам пристёгиваться на переднем сиденье. Может быть, мы сумеем заработать на жизнь, может быть - вылетим в трубу, но в любом случае - добро пожаловать, присоединяйся!
Я говорил это совершенно спокойно. Во-первых, потому, что вполне мог себе позволить пользоваться услугами продавца билетов, а во-вторых - я знал, какой последует ответ.
Сначала - молчание, потом:
- Ой, спасибо, только знаешь, мне тут как раз работа подвернулась. Если бы не работа, я бы...
И это говорило о том, что каждый тоскующий вовсе не тосковал и в молитвах своих просил отнюдь не свободную жизнь бродячего лётчика, а вполне надёжное и основательное рабочее место. Как та девушка, которая молилась о том, чтобы не лишиться жилплощади в Нью-Йорке, а не о траве в Вайоминге или о чём-нибудь другом - неизвестном и непознанном.
В полёте я время от времени возвращаюсь к мысли об этом. Мы всегда получаем то, о чём молимся, нравится нам это или нет. И никакие извинения, никакие оправдания не принимаются. И с каждым новым днём наши молитвы всё упорнее и упорнее превращаются в факты нашего собственного бытия - мы становимся теми, кем больше всего хотим стать.
И мне кажется, что это - вполне справедливо. Во всяком случае, я бы не сказал, что мне не нравится то, как устроен этот мир.
@темы: цитаты